Феномен - Страница 26

— Странные у тебя представления об этом. Но мы уважительно отнесемся к твоей просьбе. А сейчас — в путь!

Прямо сейчас? А как же Юлия? Она ждет меня, я и без того уже опаздываю. Ученые отправились к плазмолету. Я в нерешительности замедлил шаг. Со мной поравнялся Владимир:

— Обязательно возвращайся! Живи своим умом и помни о нас. И вот что, Шурик: наши девушки не любят и не прощают, если парень не пришел на свидание. Причина может быть только одна: стихийное бедствие. Я скажу Президенту, они подождут, когда ты освободишься.

Я бы, конечно, хотел, но не мог допустить, чтобы Президент и ученые, дорожащие каждой минутой своего времени, ждали, когда же слесарь-газовик соизволит уладить свои личные дела и осчастливит их своим присутствием.

Я попросил Владимира встретить Юлию и все ей объяснить. Он стремглав помчался выполнять мое поручение.

Плазмолет был похож на конус с округлой вершиной. Над основанием — широкий прозрачный ободок — сплошное окно круглого пассажирского салона. Места все одинаковые, кресла вращались во всех направлениях, обзор был великолепным. Поднялись медленно и бесшумно, и только на высоте пятисот метров включились главные двигатели. Полетели все выше, все быстрее и стремительнее. Я не успел сверху разглядеть город — пронзили облачный покров, окна со стороны солнца автоматически потемнели и стали светофильтрами. Небо было черным. Двадцать минут разгона, двадцать — в полете, столько же на торможение, и под нами уже Петербург.

Двухэтажный особняк, в котором меня поселили, находился в красивом саду на Аптекарском острове. В саду зрели продолговатые персики и огромные апельсины, журчали фонтаны, шумел водопад. Встретила меня хорошенькая девушка в желтом сарафане. Длинные волосы перехвачены обыкновенным шнурком, глаза лучились, она сама светилась как солнышко.

— Добрый день, Саша! Я — Тамара Димова, твой гид.

Тамара водила меня по комнатам, рассказывала и показывала, где и что надо нажать, повернуть, набрать.… Здесь библиотека и спортзал, музей и кино, здесь можно было создать иллюзию степей и гор, тропиков и заполярья, попробовать многие национальные блюда.

— Не надо мне этих благ! — взмолился я. — Не надо мне деликатесов. Дайте мне однокомнатную квартиру с печным отоплением и простым телевизором. Я хочу колоть дрова и жарить картошку со спинками минтая.

Насчет печного отопления я, конечно, загнул. Просто сорвалось с языка. И о минтае — рыбе, надоевшей читинцам — меньше всего думал.

Тамара весело засмеялась. Глядя на нее, невольно заулыбался и я. Девушка по-свойски сказала, что нужно проветриться и за руку потянула меня на улицу. И — прямо в машину.

Ох, и насмотрелся же я! Невский проспект почти не изменился, так же красив и своеобразен. И публика на нем степенная, важногуляющая. Все по Гоголю: «Едва только выйдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем». Обожают старину. На Выборгской стороне громада небоскреба в пятьсот этажей. Тамара сказала, что это ошибка зодчих двадцать первого века. Были мы в Петродворце, в театре, на стадионе …

Каково же было мое удивление, когда при возвращении в свои апартаменты я увидел в саду бревенчатый домик, а рядом горку лиственничных дров — швырка. В домике была печка с принадлежностями: кочерга, совок, кастрюли и сковородки. В углу — бочка с водой. За шкафом обнаружил раскладушку, которую уже ремонтировали. Телевизор «Березка». Надо не обращать на него внимание, а то у них ума хватит специально для меня телестудию построить.

— Будем жарить картошку и рыбу, — с самым серьезным видом сказала Тамара. — Но сначала затопим печь.

Топор предусмотрительно лежал возле дров. Мне ничего не оставалось, как взяться за него. Пришли гости: Президент и два академика. На этот раз они пришли просто как знакомые, ни одного вопроса по существу, никаких намеков на мое таинственное «я». Им тоже захотелось поразмяться с дровами. Они умело раскалывали чурки, вырывая друг у друга топор, крякали от удовольствия и перетаскали поленницу дров на кухню. Костюмы перепачкали смолой и смирились с этим.

Тамара чистила картошку. Президент стал ей помогать. Академики занялись рыбой. Я нащипал лучину. Печь сильно дымила. Мы кашляли, протирали глаза, но стоически терпели.

— Экзотика! — приговаривал Президент.

Академик, который был пониже ростом и помоложе, сказал, что он такой экзотики не хочет и что элементарно надо чистить трубу. Они полезли на крышу. Мне было как-то неудобно и в то же время забавно. Солидные, занимающие высокие посты ученые, а ведут себя как… Впрочем, это и есть естественное состояние человека, как существа биологического, откинувшего все официальности и не боящегося того, что скажут люди. Тамара раздобыла где-то шест. Я тоже было полез на крышу, но меня не пустили, сказали, что могу упасть, а они, мол, прирожденные акробаты. Оказалось, что в дымоходе застрял кирпич. Кирпич раздробили и печь загудела. Жарили картошку и рыбу. Начадили ужасно. Но ничего, проветрили. Академик, который повыше и постарше, сбегал куда-то за зеленым луком. Ели и причмокивали.

— Давно с таким аппетитом не ел, — сказал Президент.

— Непонятно, почему так вкусно? — удивлялись академики.

Гости пробыли до темноты, рассказывали смешные истории, хохотали так, что стены дрожали, и расстались со мной, как со старым знакомым.

А на следующий день меня буквально затаскали: возили в один институт, в другой, третий, помещали в большие и маленькие камеры, я лежал под гудящими и свистящими аппаратами, меня крутили, вертели, просвечивали и усыпляли. На второй день продолжалось то же самое. Свободное время я проводил с Тамарой, она не давала скучать. В ночь на третий день меня вызвал по видофону Владимир и сказал, что улетает с американцами в Майами, они намерены повторить эксперимент по перемещению бегемота. А как только я освобожусь, чтобы немедленно вылетал к ним. Он меня проинструктировал и продиктовал адрес.