На балконе гости заинтригованно слушали рассказ Владимира, который жестикулировал, вбегал в комнату и вновь выскакивал на балкон.
— С бегемотом что-нибудь прояснилось? — спросил я Добрыню.
— Не совсем. Я тебе сейчас все быстренько и популярно растолкую. Люси и Гек убеждены, что физическая интерпретация начальной сингулярности …
— Но причем здесь бегемот? — перебил я его.
— Так я к нему и клоню. Это чтобы ты лучше понял. Я еще попроще скажу: предел экстраполяризуемости квази-слоя …
— Добрынюшка, — взмолился я. — Остановись!
Добрыня недоуменно замолчал. Да, хороший учитель из него вряд ли бы получился. А ведь до этих высших материй придется все равно доходить. И я страшно боялся оказаться неспособным учеником. Английский язык тоже надо изучать, американцы, наверное, считают меня каким-нибудь роботом. Почему им никто не говорит, кто я такой?
С балкона неожиданно вылетел раскрасневшийся Владимир, таща за собой гостей, которые с особым вниманием уставились на меня.
— Невероятно! — прошептал Гек.
— Но факт есть факт, — тоже шепотом сказал Владимир, показывая на меня. — Можете пощупать.
Все понятно: Владимир вспомнил о феномене и сейчас получал удовольствие, удивляя мною гостей. Как он потом сказал мне: «Здорово я их ошарашил, Шурка!»
Гек Финн облапал меня, потряс, поднял и, со словами: «Дорогой ты наш человек!» бережно опустил на пол.
— Теперь мне ясно, почему здесь такая интересная мебель, — сказала Люси и улыбнулась. — Ты уделишь нам, Шура, несколько минут?
Я приготовился отвечать на вопросы, но говорил-то больше Владимир, выкладывая свои догадки и предположения. Американцы слушали с огромным вниманием, делали пометки в записных книжках. В конце разговора они сказали, что теперь основательно пересмотрят свою программу исследований. А потом спохватились: по их часам наступило время завтрака и, извинившись, они в сопровождении Добрыни ушли на свой ленч — было ясно, что очень строго соблюдают режим. Этому поучиться бы у них Владимиру.
— Ну, что новенького? — спросил я.
— Не пойму, то ли все распутывается, то ли запутывается.
— Не затуманивай мозги. Давай без всяких сингулярностей.
Владимир — не Добрыня, он умеет объяснять просто и даже слишком упрощенно, но это пока меня устраивало. Люси и Гек работали в лаборатории, где тоже было Пота-Попа. Они тоже искали способ спасти скитальцев космоса Потапова и Попова. Но направление работ у американцев было другим, они изучали пространство, грубо говоря, в фазе времени, работали над тем, чтобы остановить время на станции. Таким образом, сотни и тысячи лет пролетели бы мгновениями, значит, друзей можно было бы спасти хоть через десять, хоть через тысячу лет, то есть тогда, когда найдут способ вернуть их на Землю.
— Володя, не вижу смысла. Ну, сумеют американцы в лабораторных условиях остановить время в каком-то «куске» пространства. А как на станции это сделать? Ведь туда надо доставить специальные установки, а ваши ракеты ее не могут догнать.
— Да, к сожалению. Но скажи, пожалуйста, для чего существуем мы, пространственники?! Одни научаться управлять ходом времени, а другие найдут способ перебросить аппаратуру на станцию. Можно доставить туда и планкеонные двигатели, которые развернут станцию на землю. Работы ведутся во всех институтах, где есть Поты-Попы. Безусловно, мы обмениваемся опытом и информацией, но информацией проверенной и доказанной, ставшей уже научным фактом, физическим законом. А у нас что? Я, видите ли, сгорел и воскрес, а ньюфаундленд просто сгорел и сгинул, радиопередатчик переместился, а куда — неизвестно. Не спорю, это, конечно, тоже факты. Но пока у нас нет им объяснения. Вот когда раскроем их природу, выведем формулы и поймем механизм взаимодействия, тогда с великой радостью сделаем сообщение. А сейчас у нас ни то, ни се.
— Мы до бегемота когда-нибудь доберемся?
— А как же. Мы сейчас знаем, что он исчез из Майами и объявился в Атамановке в один и тот же день и час.
— Надо же, — удивился я, — четырехтонная туша обогнула половину земного шара быстрее спутника.
— Сколько можно говорить, что бегемот не летел и ничего не огибал, не было вообще никакого движения. Пространство искривилось…
— Знаю, слышал уже. И все-таки, как это хоть приблизительно можно представить?
— В обычном трехмерном пространстве нет аналогов искривлению четырехмерному пространству. Представь себя в такой искривленной позе, когда смотришь в свой собственный затылок. Такая петрушка, Санечек.
— И что же, бегемот тоже сидел в блок-отсеке?
— Нет, в Майами другая конструкция камеры, но Пота-Попа примерно такой же массы, как и в «Аленушке», только адрофикс перлунакции … виноват. Короче, при флуктации Поты-Попы образовался силовой коридор с замысловатой конфигурацией, а бегемота угораздило попасть в него.
— Он был в лаборатории?
— Нечего ему там делать. У них при институте большой лесопарк, там много разных животных и бегемотов полно. А силовой коридор всепроникающ и наш бегемот оказался на пути коридора. Животного хватились не сразу, ведь Люси и Гек занимались проблемой времени, а не перемещением тел, поэтому не предполагали, что толстокожий трансферовался, тем более в Восточное полушарие, пока не услышали наше сообщение. И почему-то, Санек, именно на твой балкон. Это не совпадение.
— Так я же феномен, — в шутку сказал я.
— То-то и оно, что феномен, — серьезно ответил Владимир. — Между тобой и бегемотом есть какая-то связь. Но американцы-то молодцы. Прямо молодчаги! Сами того не ведая, они здорово помогли нам. И рады этому еще больше нас. Я люблю их, Санечек!