Феномен - Страница 11

Большую часть пространства лаборатории занимала вакуумная камера «Аленушка». Это было уникальное инженерное сооружения в виде многослойного цилиндра диаметром девять метров; в камере получают сверхглубокий вакуум, там достигается температура почти абсолютного нуля. Но главное назначение «Аленушки» — это в малых масштабах изменять геометрию пространства.

Для завершающей операции Владимир залез в крохотный блок-отсек, вроде шлюзовой камеры, где находился энергетический узел. Согнувшись, он ловко орудовал плазменной фигурной отверткой, меняя мезонные контакты.

И тут случилось непоправимое! Диафрагмированный люк блок-отсека вдруг молниеносно и бесшумно закрылся. Я отшатнулся и, пораженный, увидел, что предметы в лаборатории теряют очертания, вибрируют и размазываются по пространству. Одновременно с этим я почувствовал невесомость, быстро перешедшую в неземную тяжесть. Не знаю, сколько продолжалось такое состояние, может секунды, а может и минуты, пока не пришло все в норму. Я непроизвольно глянул на стереодисплей, который зловеще светился — и ужас охватил меня. Кажется, я закричал: блок-отсек соединился с главной камерой «Аленушки» и сейчас в нем образовался сверхглубокий вакуум, в котором космический холод за мгновения высасывает из тела все тепло до последней калории. Владимир, милый Вовка! Я представил себе его ледяное тело и чуть не потерял сознание. Из почти шокового состояния меня вывел затухающий ореол стереодисплея, в глубине которого сверкали красные цифры — три тысячи градусов. Врет дисплей или мне почудилось. Я вырубил питание и, убедившись, что блок-отсек изолирован от основной камеры, до отказа включил автономное реле. Люк открывался медленно, впуская в отсек малыми порциями воздух. На меня пахнуло жаром. Из одной крайности в другую — Владимир не замерз, он сгорел. «Аленушка» превратилась в крематорий. А вот и серый пепел на дне, все, что осталось от моего друга. Ничего не соображая, в каком-то оцепенении я собрал пепел в стеклянную банку и куда-то поставил ее. Другой на моем месте забил бы тревогу, да это и нужно было сделать, но я был настолько потрясен смертью Владимира, что ничего не соображал. Не помню, как покинул лабораторию и приплелся домой. Но хорошо запомнил бегемота, я стоял и машинально чесал ему за ухом.

Впервые я столкнулся со смертью в этом устроенном мире. Аварии и несчастные случаи здесь чрезвычайно редки, неизлечимых болезней нет, люди умирают от старости — это естественно и не страшно. Но молодой, здоровый, жизнерадостный… В полной прострации я опустился на диван и бестолково отвечал на вопросы пришедшего в гости Святополка. Тогда он стал с кем-то разговаривать по видофону, после чего загнал бегемота в дальнюю комнату и закрыл ее.

Первыми ко мне прибежали встревоженные Захар и Архип. И я даже удивился, мне казалось, что они люди черствые и равнодушные, а ведь как беспокоятся за мое здоровье. Вслед за ними примчался раскрасневшийся Тока, пришли Юлия с Добрыней, а за ними показались молодые супруги Марковы. Что случилось? Срочно врача!

— Не надо врача, — пробормотал я, собираясь с духом, чтобы приступить к рассказу. Все ухаживали за мной. Юлия ласково провела ладонью по моей холодной щеке.

— Владимир сгорел, — наконец четко сказал я. — Прах его в банке, — и понял, что последней фразой сделал ошибку.

— Прах? — удивился Добрыня. — В банке?

— Бредит, — жалостливо, но уверенно сказала Юлия и пощупала мой лоб, и сразу стало жарко.

Подоспел врач. Он признал у меня сильное нервное потрясение и в его руках сверкнул ультразвуковой шприц. Укол был совершенно безболезненный, даже приятный, охлаждающий.

— Порядок. Оставьте его одного.

Квартира вмиг опустела: врача здесь слушались. Лекарство действовало, благотворно повлияли и прикосновения ко мне Юлии. Я быстро приходил в себя, успокоился, мысли прояснились. Лежал и думал о гибели Владимира и вообще о смерти. Ну почему, почему человек должен умирать, погибать — словом, уходить в небытие навечно. Навечно! И откуда-то из глубин сознания выскочила робкая мысль, что не так то все просто в природе, что существует бессмертие индивида, что смерть — это всего лишь распад белковых структур организма, но эти же структуры на какой-то другой основе создаются в неисследованных областях Вселенной, а может и в других измерениях. И таким образом, Владимир, и я, вообще все люди будут жить хоть и не вечно, но, по крайней мере, соизмеримо с временем жизни галактик. Я расслабился и заснул.

Сон приснился поразительно яркий, насыщенный и красками, и запахами, и звуками. Мы с Владимиром на Никишихе. Он брызгает на меня водой и смеется: «Говоришь, я сгорел? Ха-ха. Сгорела лишь моя плоть, это верно. Но я жив, Шурик, жив». Он обнял меня, закружил, и мы оба упали. Владимир развалился на траве и дурашливо запел: «Жил-был у бабушки серенький козлик».

Я спал и, наверное, улыбался. Проснувшись — затосковал, хоть в петлю лезь. Поднялся и принял холодный душ. Было раннее утро. Бегемот ворочался и издавал неясные тревожные звуки. Сегодня я расскажу сотрудникам лаборатории и о своем загадочном появлении, и о бегемоте, Ио смерти Владимира, и бредом мой рассказ никто не назовет. Пусть исследуют пепел. Я заторопился, чтобы пораньше прийти в институт и взять банку с прахом Владимира.

Но тут распахнулась дверь, и на пороге возник…живой, невредимый Владимир. Я остолбенел, и первая мысль была о том, что это — галлюцинация. Однако галлюцинация презрительно усмехнулась, приблизилась ко мне и хлопнула по плечу: