— Обратите внимание! — взволнованно крикнул Гек Финн. — Родинка у Токи была в правой части подбородка, теперь она в левой.
Значит, и Тока стал шиворотом-навыворотом, мы видели его как в зеркале, но в отличии от изображения, мы видели живого человека, он стал левшой, сердце его — справа. Неужели организм Токи каким-то образом перестроился? Может, это и есть одно из главных свойств антивремени — самым чудодейственным образом изменять анатомию живых существ!
Тока осторожно ходил по своему жизненному пространству, устанавливая его границы. Он побывал во всех уголках сферы, опрокинул один прибор, разбил другой и стал еще осторожнее. Нашел панель, откуда получали напитки и соки. Там все бездействовало. Тока не выражал своих чувств бурно. Видимо, вспомнив, что он мужчина, выразительно, но чисто символически сплюнул, отыскал на полу-потолке свободное место и улегся, подложив под голову свернутую куртку. Нервное напряжение спало, и скоро он заснул.
Серафима ушла, договорившись со мной о встрече, чтобы я мог информировать ее о поведении ее любимого супруга.
Контактики с глюссиянами день и ночь искали способ «пробить» — тоннель в сферу антивремени. Задача немного усложнялась тем, что способ требовался наипростейший и быстрый. Я знал, что если найдут решение, то оно осуществится с минимальными затратами труда и времени.
Тока скучал. Спал, делал гимнастику, бегал на месте, распевал песни, в основном грустные. Поняв, что связи с внешним миром нет, он приготовился к худшему, а чтобы не поддаться панике, часами совершал прогулки по изученным маршрутам и декламировал стихи. Человеку в одиночестве без внешних раздражителей, к тому же еще и в темноте, легко сойти с ума. Тока держался молодцом. Так прошло двое суток. Еда давно закончилась, питье тоже. Тока страдал от жажды, ему стало тяжело дышать — кислорода в воздухе с каждым вздохом становилось все меньше. Тока испытывал муки не только физические, но и душевные. Он уже забыл, почему очутился здесь, в темноте, с плохим воздухом и без пищи. Где Серафима? Что вообще происходит? Он был в величайшем недоумении, пребывал весь во власти страха. Он знал свое прошлое, которое стало для него теперь будущим, он двигался к нему, но только лишь физиологически.
Я ничего не скрывал от Серафимы, говорил ей правду. Женщина не плакала и не причитала, она молча слушала и покачивала головой. Лицо ее посерело от горя. Юлия почти не отлучалась от нас, нам было очень грустно, нам было невыносимо жалко Току. Он уже начинал задыхаться, мучился по-настоящему. Неужели две высокоразвитые цивилизации не спасут его! Наступающая ночь могла оказаться для него последней. Но вечером в лабораторию ворвался взбудораженный Владимир и, потрясая в воздухе рукой, закричал:
— Нашли! Будет Тока жить!
Серафима рванулась к Владимиру, как к избавителю.
— Побыстрее, пожалуйста!
— Серафимушка, родная, быстро не получится. Всего один часок.
— А если за этот час он …
— Не пугай нас и не ворожи. Тока мучается, знаем. Пусть еще немножко потерпит. Идет экстренная подготовка.
— Его освободят из сферы? — спросил я.
— Нет, ему отправят посылочку вместе со мной.
— Как с тобой?
— А так, нагрузят меня продуктами и кислородом и введут в сферу. Напару будем с Токой жить. Думаешь так сразу и решили отправить меня? Как же! Вход в антивремя возможен только контактикам, так что миллионы желающих сразу отсеялись. Уж как я упрашивал — слезы лил горючие. Спасибо Тимники, что слово за меня, баламута, замолвил. Послушались его, конечно, уважили. Какой Тока молодец, что спрятался в коллектор, как я ему благодарен за возможность пожить в антивремени.
— А Наташа? Она знает?
— Сколько раз тебе говорить, что Наташа моя — человек. Она всегда понимает меня. Как лучшему другу скажу — он всплакнула, да, да, всплакнула и сказала, что в сферу мне лучше не идти, но если я не пойду, то она перестанет уважать меня. Вот такая она и есть. И я нужен ей такой, какой есть. А пожениться-то, Санек, мы не успели — черт занес ее родителей под ледяной панцирь Антарктиды, а без них Наташа не хочет совершать обряд. Но, учитывая, что в антивремени я на семьдесят суток помолодею, значит, женюсь все равно раньше тебя.
В лабораторию вошли несколько незнакомых мне людей, судя по внешности, были среди них китаец и индус. Я не успел толком расспросить Владимира, как осуществится вторжение в сферу — друга взяли в работу. Примеряли какие-то колпачки и круглые подушечки с отходящими от них нитями к обручу на голове. Мы с Юлей отошли в сторонку, чтобы не мешать. К нам присоединились Серафима и Наташа. На груди у Наташи была сумочка, к ней приделан балкончик, на котором стояла Наташенька. Шумно вошла веселая торица: Гек Финн, Тарас и Добрыня, вошла и притихла. Мы молча наблюдали за приготовлениями. Видно было, что наладчики спешили, но работали аккуратно и четко. Как я понял, проникновение в сферу будет осуществляться с помощью самого Владимира, энергия мысли которого даст необходимый импульс для аппаратуры глюссиян. Ничего удивительного в этом не было, потому что мозг человека — это тоже энергетическая фабрика. Помню, еще в двадцатом веке, были люди, которые через большие расстояния излечивали больных и обезболивали операции.
Я спросил Добрыню, почему в лаборатории нет ни одного глюссиянина?
— Боятся видеть Току. Смотреть на мучения живого существа, а тем более, человека — для них пытка. Они руководят и следят за настройкой системы из подсобки. Через несколько дней в сферу войдет еще один человек.